Год крысы. Видунья - Страница 49

– А у вас, мужиков, она оттуда даже работой не выгоняется, – зло перебила его обиженная Фесся. – Как же, покататься! Да она второй день только и говорила, что о корове. Гидар увел, вот и ей захотелось.

– Еще бы, – хмыкнул чернобородый батрак. – Девка-то в самом соку и работала не покладая рук. Где ж украла? Свое взяла! Ну и пусть идет счастье искать, другую наймете.

– Так она же скаковую увела! Племенную! Лучшую в стаде! – Ярость Сурка объяснялась не столько коровой, сколько важной сделкой, чуть ли не в четверть имущества хуторянина. Заключать ее без видуньи было боязно, а упускать – жалко.

– Да какая она лучшая, пегая как курица, – снова вступился за Рыску чернобородый, не обращая внимания на багрового хозяина. Сурок сам втайне побаивался его кулачищ и мирного нрава – разозлить трудно, зато уж если получится… – И слишком тихая для скаковой. Небось недоглядели, и ее мамку не Тяпа, а Вертушка из дойных покрыл. Тридцать сребров ей красная цена. Взыщите с родителей пятнадцать, и дело с концом.

Но такой исход хозяина, ясное дело, не устраивал. С Колая медьку стрясти – лаптей на злат собьешь, гоняясь за должником. И голова ничем не поможет, тридцать сребров за восемь лет работы – это Рыску надо ловить, чтоб еще столько же доплатить, а не наоборот.

– Нет уж, – твердо сказал он. – Если батраки повадятся уходить, когда им вздумается, сами себе оплату назначая, то никакого порядка на хуторе не будет. Я девке, между прочим, дядька и никуда ее не отпускал! А ну, живо седлайте коров и в погоню за мерзавкой!

У Фесси прихватило живот от волнения, и вдова под локоть увела ее на кухню. Один батрак побежал в коровник, другие остались совещаться.

– Если девчонка не полная дура, а простая, то поедет прямиком в город, – уверенно заявил Цыка. Умная, по его мнению, вообще бы с места не двинулась, ждала своего счастья с Пасилкой. – В весках ей не спрятаться, мигом выдадут.

– Если в город, то догоним, – поддержал его чернобородый. – Дорога туда одна, далеко девка уехать не могла – без седла небось быстро задницу натерла и спешилась. И как только отважилась сбежать, тихоня ж тихоней была!

– Видунья, – уважительно вздохнул Цыка. – Им яблоки сами в руки падают, только ладони подставляй!

* * *

Рыска остановилась передохнуть, и на нее тут же упала птичья какашка. Девушка подняла голову и увидела сорочье гнездо, на краю которого сидел лоснящийся «стрелок», кося на девушку круглым глазом. «Чего тебе здесь надо, чужачка?» – словно спрашивал он.

Настроение у Рыски снова начало портиться. Если б она не угадала с направлением, то давно вышла бы к хутору, что утешало. Да только веска, где жила тетка Жара, тоже никак не показывалась. Или она в стороне от дороги? Но Рыска пока не встретила ни одной развилки, а селения и тропы – как листья с ветками, одно без другого пропадет. Не по деревьям же местные скачут! Или девушка умудрилась так заплутать в лесу, что обошла веску чащей и снова вышла на дорогу? Но где тогда кормильня, в которую любил заворачивать Сурок – Корова вечно ругалась, что от вернувшегося из города мужа разит свежим перегаром?

А еще Рыску все сильнее мучила совесть за уведенную без спросу Милку. Зря девушка ее все-таки взяла. Пусть бы Сурок ею подавился, жмот бесстыжий! Жалко, конечно, еще два года в батрачках терять, зато все было бы по закону – а Рыска привыкла его уважать.

Сорока решила, что до драгоценного гнезда этой дылде не добраться, вспорхнула и пестрой трещоткой полетела над дорогой. Девушка даже улыбнулась – до того птица напоминала отставшую от свадебного поезда сваху: «Ай-ай-ай, погодите, главного гостя забыли!»

Рыска с Милкой тоже двинулись в путь и почти сразу же – слава Хольге! – обнаружили развилку. В дорогу вливалась травянистая тропка с песчаными проплешинами на дне колей. Даже если она ведет не к веске, а к стоянке лесорубов, там можно купить хлеба и уточнить дорогу!

Но Милке тропа не понравилась. Корова шумно втягивала ноздрями воздух и сопела, показывая, что с ним что-то неладно.

– Пошли-пошли! – потянула за веревку Рыска. – Если за лучину никого не встретим, повернем назад.

Милка подчинилась, но продолжала кочевряжиться: то головой мотнет, то оступится, будто случайно. Переупрямил ее только ручеек, вынырнувший из кустов и набившийся в спутники к тропке. Девушка и корова долго, жадно пили холодную воду. Рыска даже стянула платьице и ополоснулась из ладоней. Облегчение было недолгим – солнце стояло почти в зените, и ветки казались не крышей, а решеткой жаровни. Над головами пролетела еще одна сорока, камнем упала совсем рядом. Теперь уже и Рыска почувствовала какой-то нехороший душок, но это ее не сильно смутило. В веске тоже бытовал обычай выкидывать падаль за ограду, якобы для отпугивания зла (а на деле просто закапывать лень).

Но дорога закончилась не воротами, а большой поляной. «Свадебный пир» был в самом разгаре. В центре лежала большая, полусъеденная волками туша, укрытая сорочьим саваном. Из-под него там-сям торчали клочья темной шерсти.

«Лось», – подумала Рыска, но тут птицы ее заметили, подняли тревогу и всей стаей снялись с пиршественного стола. Понизу улепетывал барсук, высоко подбрасывая жирный сизый задок.

Угощение оказалось нетопырем в полной сбруе. Волки выпотрошили бедного зверя и сожрали самое вкусное – печень, селезенку, сочное мясо с ляжек. Птицы продолжили черное дело, но шкура у нетопыря толстая, мохнатая, клювами долбить тяжело, и передняя половина туши осталась почти нетронутой, только глаза расклевали. Ничего, до завтра либо подгниет и расползется, либо ночью волки вернутся…