– Чужие дураки раздражают меньше своих. – И крыс калачиком свернулся на котомке у Рыски в ногах, игнорируя дальнейшие расспросы.
Девушка вздохнула и уставилась на небо. Звезд на нем сегодня было – будто Хольга с дырявым мешком прошла. А вот луна куда-то пропала, хоть и не новолуние. Жалко. Рыска к ней уже привыкла, как к лучине в избе.
Жар вскоре начал посапывать, потом похрапывать, подруга его даже разок в бок ткнула. Самой девушке было что-то неспокойно. И не то чтобы страшно или там подвох чудится, а как-то… зябко. Словно первый седой волос в косе заметила: вроде и молодая еще, и сил полно, а ощущение, что дорога уже пошла с горки.
Рыска перевернулась на другой бок, но гадкое ощущение не отступало. Может, это из-за Мириных Шахт? Не стоит туда ездить? Девушка прикинула так и эдак. Нет, дар не возражал. Скорее даже подталкивал.
Альк тоже не спал. Рыска знала это, хоть и видела, что глаза у него закрыты. Наверное, думает, как будет объясняться с дедушкой. Хоть бы бедного старичка удар не хватил, когда он узнает, что эта крыса – его внук. Еще откачивать придется им с Жаром. Ой, ведь Альков дедушка, конечно, тоже саврянин! Опять Рыска будет стоять, потеть и в пол как дура таращиться… И не отвертишься: без нее крыса не услышат. Хотя если дед был путником…
Ворочалась Рыска, ворочалась, вздыхала и тихонько постанывала, представляя грядущее унижение, да так и уснула.
Рыскины опасения не оправдались. Когда она открыла глаза, разбуженная возобновившимся потрескиванием пламени, Альк, уже одетый и заплетенный, сидел на корточках у костра, держа наперевес кривой, обугленный с одного конца сук. Лицо у саврянина было усталое, осунувшееся.
– Пора вставать, – негромко сказал он, заметив Рыскин взгляд.
– Боишься? – так же шепотом спросила девушка.
Если б она издевалась, Альк нашел бы, что ответить. А так – молча подкинул в огонь еще одну ветку:
– Репа вот-вот испечется.
– А твой дедушка – он какой? – Рыска села, завернулась в покрывало. Холодный рассветный воздух щекотал нос, траву высеребрило крупной росой.
– Я семь лет его не видел.
– А раньше? Вы не дружили?
– Мы… гордились, – нехотя признался Альк. – Он – внуком, я – дедом. Я был уверен, что он знает и может все.
– И поэтому ты тоже захотел стать путником?
Саврянин снова промолчал, и Рыска задала следующий вопрос:
– Почему он ушел в отшельники?
– Состарился и утратил право на крысу. А наставником быть отказался.
– И после этого ты его не видел?
– Нет, он несколько раз приезжал. В этой своей дурацкой рясе. Рассказывал, как Хольга нас любит и почему Саший тоже важен для гармонии этого мира… – Альк машинально обдирал кору с сука, бросал в огонь. – А потом у меня прорезался дар, и я ушел в Пристань.
– Наверное, дедушка очень обрадовался, – завистливо сказала девушка. Она тоже любила своего деда по матери. Он ее и рыбу удить научил, и свистульки из ветлы делать… Рыска порой думала, что, если бы дедушка не ушел на небесные дороги, когда ей было шесть лет, все могло сложиться совсем по-другому. Как это здорово, когда ты кому-то не безразличен!
Саврянин поковырялся суком в углях, выкатил одну репку. Обугленная шкурка треснула, обнажив желтую душистую мякоть.
– Готова. Буди этого своего…
Жар уже и сам просыпался, смачно потягивался. Разговор оборвался, но Рыска поняла, что Альк так и не простил деду «дурацкой рясы».
Пахло дождем. Тревожно, навязчиво, хотя тучи не казались грозовыми. Ветер метался по полю, как шаловливая собачонка, наскакивая то слева, то справа и норовя лизнуть холодным языком в щеку.
На последнем привале ни у кого кусок в горло не лез. Вдали уже виднелся шпиль городской башни, копьем пронзающей небо. Из «раны» тек закат, слоями раскладываясь по горизонту: красный, оранжевый, золотой, багряный.
Альк, впрочем, и за обедом к еде почти не притронулся. А сейчас сидел, положив на колени меч, оценивающе трогал пальцем кромку и морщился.
– У тебя оселок есть? – хмуро обратился он к развалившемуся под дубом вору.
– Только для ножа, короткий.
– Давай.
Жар вытащил из сумки молочно-белый осколок камня, бросил Альку. Тот не глядя поймал.
– С кем ты сражаться-то собрался?
– Просто неуютно без оружия. – Саврянин зачиркал оселком вдоль лезвия, быстро и умело. Искры звездной пылью посыпались в траву. – Жалко, что девка свое рубище в кормильне бросила.
– Почему? – удивилась Рыска.
– Пустил бы мечу на обмотку. А так придется… – Альк не успел договорить, как девушка была уже на ногах, с распростертыми руками загораживая навьюченную корову.
– Платье не дам!!!
– А что дашь?
– Ну… носок могу, – решила пожертвовать малым Рыска. Не доверяя саврянину, девушка сама полезла в котомку и вытащила тот, что без пары.
– О Божиня, и тут собачки. Чтоб ноги меньше прели? – Но осмотр носка Алька, в общем, устроил. Длинный, связанный из толстых шерстяных ниток, он вполне мог надеваться вместо валенка, особенно если под лапоть.
– Я вот только одного не понимаю. – Жар сощипнул чахлую ромашку и безжалостно обдирал ей лепестки, на что-то гадая. – Чего бы вам, путникам, не меняться? Полгода один крысой побудет, полгода другой, чтоб никому не обидно было.
Альк угрюмо хмыкнул:
– «Свеча» обычно сходит с ума уже через несколько недель.
– А ты сколько ею пробыл?
– Месяц… может, чуть больше.
– То есть несколько недель всяко прошло? – уточнил Жар.
– Я в порядке, – огрызнулся саврянин. Снова проверил кромку и поморщился, на сей раз удовлетворенно.